Новейшая песнь о котах
Домашний Мефистофель
на солнце спозаранку
шлифует элегантность и львиную осанку.
Мой кот весьма воспитан -
проказлив, но приветлив.
К тому же музыкален и крайне привередлив:
Бетховен не по вкусу,
а Дебюсси — шарман.
И по ночам, бывает, мой пылкий меломан
возьмет да и пройдется по всей клавиатуре.
И рад! Парижский гений сродни его натуре.
Наверно, в прежней жизни
конкистадор гармоний
ловил мышей в подвалах одной из филармоний.
Он понял и упрочил, отстаивая твердо,
новаторскую прелесть кошачьего аккорда -
из нот дождя и ветра ночная мешанина
меня с котом чарует и бесит мещанина.
Спасибо и на том.
Кота французы любят. Верлен был сам котом. Как дивно он мурлыкал капризнице-луне, терпел от насекомых, топил себя в вине, угрюмый кот бездомный, задира и притвора, среди котов церковных как белая ворона... Кота французы любят, как мы — тореадора, как любит ночь Россия или Китай — дракона. Коты потусторонни. Былые божества, они не растеряли секреты волшебства. Не учит ли нас жизни котовий взгляд
сонливый?
«Любовные приливы, любовные отливы.
Ритм жизни. И не только бесплотные глаголы,
но все — и свет, и розы, и звезды не бесполы».
Он щурится — и светом
души его зеленой пропитанная мгла
маячит силуэтом бесовского козла.
Котовьи души древни, их души — андрогины,
в них женская истома и мужеская ярость
И странны эти души, беспутны и невинны,
любовно сочетают и молодость, и старость.
Мой кот, Филипп Испанский, с презреньем
сюзерена
собак корит за верность, а крыс -
за лизоблюдство,
приемлет подношенья спокойно и надменно и свысока взирает на наши безрассудства.
В котах я чту великих наставников печали, ведь кот любой эпохи — знаток ее болезней. Игрушками прогресса разнеженный вначале, наш век траншей и танков чем дальше, тем
железней.
Мы горести лелеем, растим и умножаем, без истины дичаем и стелемся бурьяном. Посеянные зерна вернутся урожаем -котам это известно не хуже, чем крестьянам.
Коты на сов похожи. Согласно планам Бога была первоначально порода их крылата и с полчищем исчадий, которых от порога гонял святой Антоний, была запанибрата. Во гневе кот ужасен и сущий Шопенгауэр, раздувший баки демон с чертами шарлатана. Обычно же коты степенны, даже чванны и все в одном согласны — что человек ничтожен, что смерти не минуешь, а раньше или позже -неважно. Так возляжем на солнечное ложе!
Улегся под часами красавец мой глазастый и спит под колыбельный, заупокойный звон. И что ему стенанья сыча Экклезиаста и вся твоя премудрость, о дряхлый Соломон! Спи, воплощены? лени, блаженно и невинно, пока свожу я счеты с ушедшим навсегда и над моей печалью смеется пианино, показывая зубы, оскал угля и льда.
И помни, сытый соня, что век кошачий краток, что бродит твой сородич голодный и ничей, что корчатся бродяги от меткости рогаток и гибнут, как Сократы, прощая палачей...
Ничем не дорожите, чурайтесь суеты и грейтесь на припеке, блаженные коты!
